Про Budni
Наші продукти
Редакция rabota.ua продолжает спецпроект «Творчество в разрезе», в рамках которого мы покажем творческий процесс изнутри на примерах украинских представителей творческих профессий.
Герои проекта – это творческие личности со своим узнаваемым стилем, которые получили популярность в Украине и, возможно, за рубежом. У каждого – свой метод организации работы, поиска идей, свои сложности, разочарования и источники вдохновения.
Наш следующий герой – Андрей Курков, один из самых известных писателей современной Украины и самый популярный украинский писатель в Европе. В его активе 21 роман, десятки произведений малой прозы, книжки для детей, киносценарии. Произведения Куркова издаются на 37 языках мира и входят в топ-десятку европейских бестселлеров.
В интервью для rabota.ua писатель рассказал о том, как не сдаваться, получая отказы от издательств, как реагировать на критику, откуда берутся и как живут своей жизнью герои романов, об опасности самопиара для писателя и почему для украинских писателей литература это – хобби.
О том, как получать отказы, но продолжать писать в стол
– Андрей, вы продуктивный писатель с уже очень объемным литературным багажом за плечами. Как вы организовываете свою работу, чтобы успевать сделать так много?
– У меня очень подвижный образ жизни – в среднем 5-6 месяцев в году провожу в поездках за рубежом. Сейчас это Япония, Китай, Корея, Канада. Европу уже практически всю объездил много раз. Так что очень хорошо пишется мне в дороге – в самолетах, поездах. Помню, например, у меня был очень продуктивный полет из Сингапура во Франкфурт. За 12 часов на высоте 10 тысяч метров я написал две главы к роману, эссе и статью для газеты New York Times, и был очень доволен собой.
Но до того, как стал печататься, я 18 лет писал в стол, и тогда у меня был другой ритм работы: вставал в пять утра, садился за печатную машинку, пока не сменил ее на компьютер, где-то до 11.00 писал, потом – перерыв, и снова садился писать.
– Вы начали писать еще в школе?
– Стихи – еще до школы, прозу короткую – в школе. Первую повесть написал, когда школу окончил, а уже, будучи студентом, взялся за первый роман. Писать всерьез я начал в 1979 году (писателю было 18 лет – ред.) и свои рукописи рассылал по всему миру. Вначале по Советскому Союзу, затем за рубеж – нелегально. А потом нелегально получал отказы от иностранных издательств через своего польского товарища. От наших издательств приходили отказы очень красивые и иногда весьма объемные.
Но в 1988-м все же состоялась первая публикация моей работы в украинском альманахе молодых писателей “Вітрила”. В том же году я стал членом английского Пен-клуба и был, наверное, первым представителем СССР, которого приняли в эту писательскую организацию. А в начале 1990-х московский «Огонек» начал печатать отрывки из моих романов. Но все это было, скорее, хобби, так как никаких доходов не приносило.
Сам продал свои первые книжки: подписал договоры с «Союзпечатью», с книжными магазинами договаривался, сам стоял на Андреевском спуске с книжками в руках.
– Чем вы тогда зарабатывали на жизнь?
– По окончании иняза я работал выпускающим редактором многотиражной газеты, редактором издательства «Дніпро» – редактировал переводы с иностранных языков на украинский, работал заведующим библиотекой, заведующим клубом, работал в госпитале и даже служил в армии охранником в одесской колонии. Этот жизненный опыт очень мне потом пригодился для писательской работы.
А печатался я без гонораров и даже издал за взятые в долг большие деньги две свои книги – философский роман «Бикфордов мир» и детскую «Приключения пылесосика Гоши» – тиражом 75 тысяч экземпляров. Сам же продал все эти книжки: подписал договоры с «Союзпечатью» в разных городах и областях, с книжными магазинами договаривался, сам стоял на Андреевском спуске с книжками в руках.
О том, откуда берутся герои романов
– А когда началась ваша карьера профессионального писателя?
– Профессиональным писателем я стал только с 1997 года, когда наконец получил положительный ответ от одного иностранного издательства, которое захотело издать мою книгу «Пикник на льду», рассказывающую про пост-советскую действительность без фатализма, но с черным юмором.
Книга вышла на немецком языке в Швейцарии в 1999 году, в марте. А в июне уже была в десятке бестселлеров Германии, Швейцарии и Австрии, и далее разошлась по миру. Сейчас у этой книжки самые высокие тиражи в мире среди всех книг, написанных на русском языке, не считая вечных классиков. По данным на 2013 год, было продано более 5 миллионов экземпляров на 37 языках. Но это аккумулированный тираж за довольно долгий период времени.
– Расскажите, как рождается идея произведения? Как вы находите своих героев?
– Каждый раз по-разному. Иногда приходит финал истории и к этому финалу я придумываю предысторию – так родился маленький роман «Любимая песня космополита» о человеке, врожденном дезертире, волею судьбы скитающемся по разным войнам и армиям с одним только желанием – убежать в страну, которая не будет делать из него солдата.
Большая часть моих героев – вымышленные. Но вот у меня есть два романа и трилогия, посвященные советской ментальности, так ради этих книг я объехал половину Советского Союза в поиске персональных пенсионеров республиканского и всесоюзного значения, чтобы записать на диктофон их воспоминания о 30-х и 40-х годах. То есть если я работаю с историческим материалом, то все должно быть основано на фактах, должно быть правдоподобно. А в то время – это начало 80-х – реальной истории в СССР не было. Была эмигрантская литература, которую трудно было достать, и были свидетели событий, с которыми можно было говорить, если они хотели говорить. Так что было много интересных встреч. А один персонаж меня так поразил – не столько тем, что он рассказывал, а сам опыт общения с ним, что я его вставил побочным героем в два романа.
В прошлом году я ездил с мастер-классами для молодых писателей по Одесской области, Закарпатью, райцентрам Тернопольской, Хмельницкой области. В таких поездках иногда попадаются люди, образ мыслей которых запоминаются, и тогда я делаю своих героев похожими на кого-то из них. Но это редко бывает.
Никогда не делаю план будущего романа. Часто герои диктуют свои условия, и они меняют финал.
– В реальности люди проще, менее интересные?
– Дело в том, что герои романов часто бывают в экстремальных ситуациях, и я их туда отправляю. Обычные люди попадают в такие ситуации не часто, а в спокойной жизни себя проявить не могут.
– Как в самом начале, на этапе задумки, вы видите сюжет – как схему или, может быть, всю картинку целиком? Знаете ли заранее, как будет развиваться сюжет?
– Я проговариваю историю. Часто внутри себя, иногда рассказываю друзьям, при этом меняя какие-то слова, совершенствуя какие-то моменты. Описываю отдельные эпизоды в записной книжке. Но никогда не делаю план будущего романа. Приблизительный план могу записать, только когда роман написан как минимум на одну треть, когда я вижу, куда он движется, и думаю, что знаю, чем он закончится. Но часто герои диктуют свои условия, и они меняют финал.
– Как так получается?
– Очень просто. Если герой получился живой, не «деревянный» и не плоский, то он думает уже сам. Я придумываю персонажа – его детство, какие-то события в жизни, которые его сформировали, и я знаю, как он поступит и как не может поступить в соответствии со своим характером. В результате, если вначале я хочу, чтобы в конце романа он сделал что-то особенное, но выясняется, что его характер так развился, что он этого не сделает, а сделает по-другому, то я иду у него на поводу.
– То есть вы словно оставляете дверь открытой…
– Роман – это вообще открытая дверь, пока не поставлена точка. Роман не пишется, роман пишут. И на него может повлиять что угодно вплоть до погоды на улице. Скажем, если я буду сейчас писать роман здесь, где мы разговариваем, и начнется гроза, и будет град бить по стеклам, то через подсознание, через атмосферу это отразится на тексте.
О настроении, которое важнее вдохновения
– Вы должно быть очень чувствительный человек, если даже на погоду реагируете так чутко.
– Я – эмоциональный человек, который привык не реагировать вовне. Реакция внутри возникает. Настроение. А настроение диктует стиль, подбор слов в тексте. Текст, написанный в веселом настроении и в грустном, будет отличаться, и очень сильно. Иногда можно увидеть, если текст плохо отредактирован, в каком состоянии была написана та или иная глава романа.
Поэтому именно настроение и его стабильность для прозаика важнее, чем вдохновение. Вдохновение нужно больше поэтам. Ведь что такое вдохновение? Это импульс. Нельзя писать в таком состоянии 800 страниц романа. Для прозаика важно, чтобы было примерно одинаковое состояние души, мыслей. И даже если настроение разрушают извне, его можно формировать, например, музыкой. Можно вернуть, скажем, вчерашнее настроение, слушая ту же музыку, которая звучала вчера.
И вот еще что важно: для меня текст – это голос, мне надо его слышать. Тогда я сразу улавливаю, какое слово не на своем месте, где слово чужое или есть неправильная ритмическая разбивка текста. Я обычно читаю своим друзьям, но никогда не пользуюсь диктофоном.
– Нужно очень доверять людям, чтобы читать им еще не опубликованный текст.
– Мои друзья слишком вежливые и никогда не скажут, что им что-то не нравится. Поэтому для меня важно не то, что я им читаю, а то, что я сам слушаю этот текст.
– Вы самокритичны?
– Самокритика – это инструмент или остановки работы, или паузы: когда ты пишешь, пишешь, пишешь, а потом вдруг тебе кажется, что последние десять страниц не интересны. Когда ты сам теряешь интерес к тому, что придумываешь, то это и есть самокритика. Правильная реакция в таком случае – остановиться, выбросить эти десять страниц, несмотря на потраченное время, и начать заново.
Чтобы придумать хорошую историю, писателю нужно ощутить на себе все разновидности жизни, встречаться – случайно и не случайно – с максимальным количеством людей и понять, что ты – в меньшинстве.
Про составные части хорошей истории
– Есть ли какие-то критерии, по которым можно определить, хороший текст или не хороший?
– Все просто: читателя или захватывает книжка с первых трех страниц, или нет. Если не захватывает, то не нужно читать дальше, потому что это превращается в элемент мазохизма. Читатель следит за героями – обычно нравится один герой или героиня, поэтому первая реакция у него именно на героев. А герои будут интересны, если придумана хорошая история, которая позволяет им раскрыться, развиваться, совершать какие-то невероятные поступки. Или, наоборот, убегать, прятаться так, что их никто не поймает.
Чтобы придумать хорошую историю, писателю нужно ощутить на себе все разновидности жизни, встречаться – случайно и не случайно – с максимальным количеством людей и понять, что ты – в меньшинстве.
Каждый человек имеет свое прошлое, свои мысли, свои ценности, и никогда нельзя думать, что все такие же как ты. Но если писатель описывает мир, скажем, юристов, то он должен стать юристом – исследовать эту область. Иначе любая ложь, любая неточность будет заметна. У меня в романах очень много медицины. И хотя я сам из семьи врачей, все равно всегда отдавал отдельно друзьям-врачам читать части, касающиеся темы медицины, чтобы они проверили, не напортачил ли я.
Про критику и реакцию на нее
– Когда выходит книга, обычно очень много отзывов, рецензий, которые люди оставляют в открытом доступе. Иногда отзывы не самые приятные. Как вы относитесь к критике?
– Даже если в рецензии какая-то гадость, то меня это вряд ли может задеть. До первой своей публикации я получил 600 (!) письменных отказов, и эта коллекция хранится в моем архиве. Так что меня «пробить» чем-то и огорчить очень трудно.
В то же время я радуюсь, когда рецензии подсказывают что-то, чего я не заметил. Потому что автор к своему тексту – слепой. Я и опечатки могу не заметить, потому что текст знаю почти наизусть. Так вот, когда я узнал, что больше всего рецензий на мои книги выходит на немецком языке, для меня это была большая радость. К тому времени я уже выучил немецкий, и когда стал читать рецензии, то не раз возвращался к своим более ранним книгам, чтобы внести правки. Очень много интересного сумели подметить немецкие рецензенты, что не заметили наши, и я им благодарен.
Про тренды в литературе
– Сейчас мир очень ускорился во всех проявлениях. Кажется, что люди все меньше читают длинные произведения, все как будто переходят в формат Твиттера. Может, время романов уходит?
– Никуда романы не денутся! В Шотландии, в Австрии, где я был недавно, в книжных магазинах замечаю, что снова стали активно продаваться толстые романы. Если еще лет 15 назад в моде был формат книги где-то на 180 страниц, то сейчас это прошло, и у людей опять появилось время и желание читать объемные произведения.
– Вы изучаете тренды, веяния, моду в литературе?
– Я отражаю реальность, которая существует вокруг меня, постоянно изменяясь – жизнь на улице, жизнь в стране и в мире. Последний мой роман «Шенгенская история», вышедший в конце 2016 года, об инфантилизме молодой Европы и о главной проблеме современной Литвы – миграции молодого поколения: 30% населения уже выехало в другие европейские страны. Значит, можно написать о том, куда они уехали, и хорошо там или плохо. В итоге получилась книжка о миграции в Европе и об отношениях между коренными жителями и мигрантами, которые не являются беженцами – они тоже европейцы, но другие. С одной стороны, тема миграции вечна, но европейская миграция очень актуальна и можно считать ее трендом. С другой стороны, сейчас трендом должна быть литература о сирийских беженцах. Но ее нет, так как никто об этом не хочет читать.
– Есть ли у вас книги в документальном жанре?
– Из всех книг у меня только одна non-fiction, скоро будет вторая – я над ней сейчас работаю. Это книга об истории организации ЭММАУС, которая через создание коммун для бездомных возвращает их в полноценную жизнь. В коммунах они вместе живут, работают, ведут общее хозяйство. Такая модель работает в 40 странах и успешно применяется во Львове.
– Когда ждать вашу новую книгу?
– Думаю, месяца через три.
– А что-то для детей сейчас пишите?
– В этом году еще ничего не успел написать. Но могу. Умею. Обычно я пишу детскую книжку после окончания романа – это вид отдыха. Но в этот раз получилось так, что вместо детской я взялся за документальную книгу. Так что новая детская книжка появится, наверное, не раньше, чем через года два.
– У вас трое детей. Вы для них начинали писать сказки?
– Нет, еще до их рождения. А когда они были маленькие, я им на ходу импровизировал каждый вечер по несколько сказок, не записывая. Некоторые из них они помнят до сих пор, хотя сам я уже их забыл.
– Что вы ощущаете, когда заканчиваете работу над книгой?
– Радость, в которой есть нотки грусти, что мир, который я придумал, “достроен” и больше мне не принадлежит, а значит – надо создавать следующий.
Про опасности самопиара
– Вы – публичный человек. Занимаетесь ли сами популяризацией ваших книг или пиаром полностью занимается издатель?
– Рекламы книжной как таковой у нас в стране сейчас нет, потому что издатели не зарабатывают столько, чтобы еще выделять на это бюджет. Но все писатели у нас активно организовывают творческие встречи, поездки, выступления в университетах, книжных магазинах. И я не исключение.
Но когда в 1993 году я сам издавал две свои книги, вот тогда занимался рекламой по-настоящему. Первой рекламой на городском транспорте в Киеве была реклама моей книги «Бикфордов мир», которую разместили на шести автобусах за $150 на 3 месяца, но так и проездили целый год, поскольку других заказчиков не было. Я также развешивал по городу плакаты, сам проверял витрины газетных киосков, выложены ли там мои книги.
У нас в Украине парадокс в том, что фамилию и лицо писателя могут знать миллионы, а из этих миллионов его книжки читает всего 5-7 тысяч человек.
– Насколько важен пиар для писателя?
– Возникает определенная опасность, если писатель занимается пиаром себя как писателя, а не книги как продукта. На Западе выходит, скажем, книжка американского писателя Пола Остера, и если он приезжает на какие-то встречи, то они посвящены не ему, не его личности, не его взглядам, а именно этой книге. И тогда книга становится хитом – если она хорошая, то надолго, а если не очень, то на короткий период.
У нас в Украине парадокс в том, что фамилию и лицо писателя могут знать миллионы, а из этих миллионов его книжки читает всего 5-7 тысяч человек. И все привыкают к тому, что «говорящая голова» писателя – это просто комментатор с умными мыслями, которого часто видно по телевизору.
Про перспективы украинских писателей
– Как вы оцениваете перспективы профессии писателя в нашей стране?
– В Украине есть талантливые молодые писатели, но их было бы больше, если бы у профессии писателя было больше перспектив. Книжного рынка у нас до сих пор нет, а это значит, что пока что для многих писателей литература это – хобби. И статус, конечно, тоже. Но деньги они должны зарабатывать чем-то еще: журналистика, шоу-бизнес, телевидение, преподавание, чтение лекций, мастер-классы и так далее.
Книжный магазин, который оплачивает аренду так же, как магазин одежды или водки, не сможет заработать даже на зарплату продавца.
– Что нужно, чтобы этот рынок сформировался?
– Государственная пропаганда, социальная реклама чтения и книг. Наверное, отдельный закон, чтобы во всех городах часть коммунальной собственности отдавали за условную аренду под книжные магазины. Потому что книжный магазин, который оплачивает аренду так же, как магазин одежды или водки, не сможет заработать даже на зарплату продавца.
– Но и цены на книги сейчас – заоблачные!
– Будут еще дороже. Стоимость той же «Шенгенской истории» – 250-300 грн. И покупают ее только в Киеве, в других городах практически не покупают.
– Когда, по вашим оценкам, творческие люди в нашей стране будут чувствовать себя более уверенно?
– Когда будет политическая стабильность, когда экономика начнет расти, когда в правительстве появятся люди, понимающие, что культура – это то, что нельзя терять. Потому что временная потеря Крыма и Донбасса связана с тем, что эти территории не покрывались культурным пространством Украины. Когда у нас не будет таких территорий, куда не доезжает писатель, книга, песня, тогда у нас появится рынок и новые перспективы.
Предыдущие выпуски спецпроекта:
Читайте більше за тегами: